– Они начали! – сказал Карл, повернувшись к Морису. Это были первые слова, обращенные к французу за все время пути. – Что ж… Пожелаем им удачи! Я думаю, что нам спешить особо некуда. Так, Морис? Ты же пригласил на замену мне профессионалов? Притормози-ка, дружище Рупет, – обратился Шульце к водителю. – Мне кажется, у нас что-то с колесом…
«Лендровер» замигал «аварийкой» и медленно причалил к обочине. Водитель, которого Карл назвал Рупетом, выпрыгнул из салона и пошел вокруг джипа, пиная колеса.
Первым летящий на них микроавтобус заметил Валентин.
Профессор в этот момент в очередной раз одной рукой набирал номер сестры на клавиатуре мобильного и по сторонам особо не смотрел.
– Рувим! – заорал Шагровский. – Р-р-р-р-р-рув-иииииим!
То ли от вопля племянника, то ли от навечно врезавшихся в память водительских рефлексов профессор Кац отреагировал на ситуацию с максимальной степенью адекватности – бросил телефон и выкрутил руль вправо, одновременно выжимая газ. Выжимать газ на низкооборотистом дизельном движке с целью увернуться – все равно что пытаться выиграть в скачках на ослике, но дорога была неширока, кювет начинался сразу за узкой, засыпанной мелкими камнями, обочиной, и пикап нырнул в него, словно в окоп.
Валентин успел заметить за лобовым стеклом минивэна какие-то страшные поблескивающие рожи, а в следующий момент «Тойота» клюнула носом и Шагровский чуть не сломал себе челюсть о торпеду. Арин, сидящую между ним и дядей, бросило к нему на спину, она успела подставить руки и Шагровский приложился о потертый винил еще раз – теперь из носа потекло. Пикап прыгал по кочкам, словно необъезженный мустанг на родео, и дядя Рувим едва удерживал руль.
Валентин успел подумать, что профессор может только надеяться, что управляет машиной – пикап летел на двух колесах по какой-то странной, им самим придуманной траектории, но тут дядюшка таки умудрился выкрутить руль еще правее. «Такома» прыгнула снова, и Шагровский невольно закрыл глаза, чувствуя, как короткие ногти Арин вцепились в его плечи не хуже кошачьих когтей.
Дизель издал рев, похожий на рык газующей «Ламборджини» – все четыре колеса мирного пикапа бешено вращались в воздухе, стрелка тахометра метнулась на красное. Краем глаза Валентин увидел перекошенное лицо Рувима, надвигающийся на них слева прицеп длинномера и два микроавтобуса, разворачивающихся юзом сзади него, синхронно, словно пара фигуристов, исполняющих сложное упражнение на черном льду…
Когда двухтонная машина, не предназначенная для ралли и никогда за свою долгую жизнь не ездившая быстрее ста километров в час, приземляется на бездорожье, пролетев почти тридцать метров, пассажиры испытывают массу неприятных ощущений. До сегодняшнего дня Валентин мог предполагать это в теории, но когда удар снизу заставил их с Арин взлететь и едва не размазал о потолок – практика оказалась куда более впечатляющей, чем он мог вообразить. Оглушенные, они рухнули на подушки сидений, потеряв ориентацию и с трудом понимая, что происходит. Пикап несся по склону под углом почти в сорок пять градусов, и этот склон был еще более неровным, чем кювет, через который они пронеслись. Машину швырнуло, в лобовом возникло небо и кромка желтых скал, и тряска вдруг исчезла. Шагровский даже подумал, что они перевернулись, но, наведя резкость, с ужасом сообразил, что они снова летят – не опрокинувшись, но под каким-то невообразимым наклоном – летят по направлению к шоссе, с которого только что съехали, наперерез громадному грузовику и почему-то вровень с его кабиной.
Рувим висел на руле, кося на племянника заплывающим от удара глазом. Капот «Тойоты» начал опускаться, стал виден надвигающийся на них асфальт. До ушей Шагровского донесся визг тормозов двадцатитонника, вокруг колес тягача заклубился дым от сгорающей резины и колодок, потом за огромным лобовым стеклом грузовика мелькнуло перекошенное лицо водителя (разинутый рот, выпученные глаза, повисшая на ухе белая кипа)… и тут они приземлились второй раз.
Если первый раз пикап упал, как кот, на все четыре колеса, тот сейчас удар пришелся не в подвеску, а на нижнюю часть бампера. Заскрежетало, бампер и решетку снесло за доли секунды, «Тойота» заскользила на тупой морде выплёвывая сноп искр и словно раздумывая, исполнять ей кувырок через голову или всё-таки не надо. Задрав зад, как цирковая собачка, бегущая на передних лапах, машина стремительно теряла скорость перед надвигающимся на нее сзади грузовиком.
– Держитесь! – закричал наконец-то Рувим с опозданием, чисто инстинктивно, потому что оба его спутника последние сорок секунд и так пытались держаться за что только можно. Машина раздумала делать сальто, кузов рухнул вниз, и в этот момент двадцатитонник таки догнал «Такому». Их швырнуло вперед, словно пикапом выстрелили из рогатки. Рувим, слава Богу, не пытался затормозить, потому что в этом случае «Тойота» исполнила бы тройной «тулуп» и ее пассажиров, а еще вернее, то, что от них осталось, пришлось бы вырезать из кабины автогеном.
– Все живы? – прохрипел Рувим, рассадивший себе еще и губу. – Ребята! Арин! Автомат! Автомат!
Арин с безумными глазами пыталась нащупать под креслом спрятанное там оружие, а Шагровский – сообразить, куда улетел заткнутый под подушку сидения пистолет, шарил наугад, но рука находила только старые, шершавые от коррозии пружины и какие-то провода. Пикап летел по шоссе, припадая на левую сторону – один из амортизаторов не выдержал удара и или вытек, или согнулся. Машину волокло в сторону, руль в руках профессора перекосило, и он с видимым усилием удерживал «Тойоту» на траектории. Несмотря на «хромоту», пикап быстро приближался к огромной корме туристического лайнера. Валентин оглянулся и увидел, как алый прицеп двадцатитонника разворачивает поперек дороги. Казалось, еще мгновение, и фура потеряет равновесие, мелькнут в воздухе колеса, и грузовик, исполнив кульбит, рухнет на асфальт. Водитель в белой кипе отчаянно боролся с законами физики, вращая руль в стороны с нереально высокой скоростью – фуру болтало, как шлюпку в шторм, и с каждым поперечным движением амплитуда росла. Даже дилетанту было понятно, что если водитель еще пару раз крутанет рулем, опрокидывания не избежать. Шагровский смотрел на крушение грузовика с надеждой – рухнув, двадцатитонник должен был перегородить шоссе, практически не оставив места для проезда минивэнов. Но надеждам не суждено было сбыться.