Путь Проклятого - Страница 93

– Тебе нечего сказать? – спросил Ханаан, выдержав паузу.

– Это так, – произнес Каифа. – Ты и сам знаешь, что мне не тягаться с Афранием. Но позволь мне спросить: что он знает того, что неизвестно мне?

– Давай начнем с того, что известно тебе, Иосиф, – ответил Ханаан не без иронии. – Это не я плачу шпионам целое состояние. Это делаешь ты!

Старик улыбнулся, показывая желтые крупные зубы.

Улыбка у него была такая же, как у дочери. Неприятная.

Каифа улыбнулся в ответ, пытаясь изобразить благодушие всем лицом, хотя знал – Ханаан ему не поверит. Тесть знал, что Иосиф не питает к нему нежных чувств, но эта подробность его не интересовала. До тех пор, пока Каифа делал то, что ему говорилось, он устраивал Ханаана.

– Я многое знаю, – начал, было, Иосиф. – Но Ершалаим – большой город, и в нем каждый день что-то происходит.

Рука на подлокотнике приподнялась, развернулась ладонью вверх, (искривленные пальцы шевельнулись, словно копались в чем-то) и снова легла на деревяшку. Каифа замолчал.

– Садись, – сказал тесть и задвигал губами. Его уши, большие и прозрачные на свету, зашевелились.

Иосиф сел. Сел аккуратно, на край скамьи, ровно держа спину – строгий и, несмотря на квадратное туловище, не лишенный величественности в своем бело-голубом одеянии. Старик несколько секунд смотрел на него, не моргая бесцветными глазами старой черепахи, щека у него при этом дергалась, губы слегка кривились. Пахло от тестя, как от ларца египетского знахаря – едкой асфальтовой смолой, горькими травами и протухшим на жаре жиром. Каифа почувствовал, что из желудка поднимается мерзкая горячая волна, но отодвинуться или поменять место не было никакой возможности. Проклятый ветерок, гуляющий по анфиладам дворца сквознячком, вгонял вонь притирки точно ему в ноздри. Надо было терпеть, ни в коем случае не показывая, что запах мазей сводит его с ума. Впрочем, Каифа не исключал возможности, что тесть прекрасно знает о его обостренном нюхе и все сделал намеренно – исходящая от ног бывшего первосвященника вонь тоже была оружием, надо просто уметь ей воспользоваться.

– Вчера взяли Варраву, – Ханаан не произнес, а выплюнул имя.

– Это хорошая новость, – Иосиф склонил голову.

– Его взяли римляне…

– Какая разница, кто это сделал? – флегматично заметил Каифа. – Мы или римляне? То, что он под замком, означает только то, что он больше никого не убьет. Ни иудеев, ни римских солдат…

– Его арестовали по доносу, – сообщил Ханаан. – По доносу еврея. Но еврей донес не тебе – Афранию. Римлянину. Это не правильно.

– В этом городе живет полмиллиона евреев, – возразил Иосиф спокойно. – Если римлянам не будут доносить они, то и доносить будет некому. Прости меня, Ханаан, но арест Варравы – хорошая новость. Он убил многих, в том числе и своих собратьев по вере – не зря же он канаим. На рынке Варрава убил римлян, потом римляне взяли его в тюрьму. Это справедливо.

– Тогда тебе будет интересно узнать, что схватили Варраву при помощи прокуратора.

– И как он помог? – едва заметно выказал удивление новостью Каифа.

– Он непосредственно участвовал в поимке. Лично. – Ханаан даже улыбнулся, правда, несколько через силу. Каифе было знакомо это выражение лица тестя, превозмогающего боль в разъедаемых болезнью суставах. Бывший первосвященник был очень сильным человеком, от приступов подагры любому хотелось бы выть и биться головой о стену, а не заниматься делами. Ханаан занимался делами.

Старик осторожно поменял позу, стараясь особо не тревожить больные ноги, и продолжил:

– Рассказывают, что он сам догнал преступника и сбил его с ног, но я не уверен, что все было так.

Иосиф пожал плечами.

То, что он знал о Пилате (а знал он по долгу службы больше, чем хотел бы), вполне соответствовало описанному тестем поступку. Несмотря на возраст и жирок, прокуратор оставался воином и был способен на некоторые безрассудства, когда в нем просыпался охотничий инстинкт, но если судить по поступкам последних лет, этот инстинкт просыпался в нем не при виде беглого преступника, уходящего от возмездия, а при виде денег, ускользающих от прокуратора. Понтий Пилат любил их сверх всякой меры, и именно они примиряли его с нахождением в Иудее. Как шутил о Пилате Ханаан – деньги он любит больше, чем не любит евреев. И это было чистой правдой.

Варрава, несомненно, человек опасный, но пленить его один на один или возглавить отряд, идущий по пятам за преступником – все-таки разные вещи. Пилат был бесстрашен и неутомим в молодые годы, ныне же прокуратор стал рассудочен и не рисковал жизнью там, где мог не рисковать. Ему уже давно было, что терять.

– Не думаю, что это добавит ему популярности, – сказал Каифа.

– Не думаю, что его заботит популярность среди евреев. И нужно ли герою битвы при Идиставизо искать дополнительной популярности среди своих солдат?

Он звал меня не для того, чтобы рассказать о Пилате, – подумал Каифа. – Пилат, конечно, проблема для всех нас, но мы уже 4 года договариваемся с ним, и будем договариваться столько, сколько будет надо. Он жаден, и это хорошо. Прокуратор приехал сюда просто богатым человеком, а уедет очень богатым и это делает его предсказуемым. Значит, Пилат – это не то, что сегодня беспокоит Ханаана. Старый лис что-то знает. Знает то, чего не знаю я, и наслаждается моментом. Но рано или поздно он должен будет спросить…

– Скажи мне, Каифа, – спросил старик, и взял со стоящего перед ним серебряного блюда с фруктами сушеную фигу. – Докладывают ли тебе твои люди о слухах, которые ходят в Ершалаиме в канун праздника?