Путь Проклятого - Страница 69

– Хорошая новость! – осклабился немец.

Глаза у него были, как прорези в тевтонском шлеме – тёмные щели, совершенно лишенные эмоций, и от них сквозило холодом.

Это ледяное дыхание морозило кожу и спинной мозг – удивительно неприятное и давно забытое чувство. Кабинетная работа развращает, подумал Морис. А ведь лет двадцать назад я бы тебя, мальчик, без соли съел. И не подавился бы.

Хотелось ругаться и угрожать – первый признак бессилия и того, что партия проиграна целиком. Тут уж явно не помогли бы никакие гроссмейстерские навыки, – какие уж здесь умные игры, когда человек, сидящий напротив, готов с размаху влепить противнику шахматной доской по физиономии? Морис хорошо знал, что в прямом столкновении грубой силы и ума всегда выигрывает грубая сила, а у ума случается сотрясение. Для того, чтобы одолеть силу нужна дистанция и минимум времени. Ни того, ни другого у француза не было. Оставалось надеяться на опыт и на то, что он окажется хитрее, но надежда, если говорить откровенно, была слабенькая – Шульце тоже работал не первый год, научился, сукин сын, ворочать своими мозгами спортсмена.

– Скажи мне, Морис, а кто докладывает наверх? Кто пишет доклад Первому? Ты?

– Я, – сказал Морис, не отводя взгляда, хотя это давалось нелегко. Практически, он уже взял себя в руки и, если даже все еще не владел собой полностью, то уж иллюзию железной выдержки создать мог вполне. – Докладываю Первому я, Карл. Но есть нюанс…. Я не уверен, что мой доклад Первому о текущих событиях – единственный. Я в бизнесе не один десяток лет, герр Шульце, но о том, как построена цепочка, ведущая вверх, знаю не больше, чем знал в самом начале пути. Понимаешь, друг мой, все построено так, чтобы никто и ни при каких обстоятельствах не добрался до конца цепи. Я не знаю, на кого работаю. Я не знаю тех, кто работает с тобой. Я знаю тебя. Я докладываю тому, кого считаю Первым, но понятия не имею, Первый ли он, – Морис пожал покатыми плечами, – или просто очередная кукла в руках Первого. И мы с тобой исполняем чертову кучу каких-то непонятных ритуалов – монеты, девизы, звонки, тайные знаки – не зная, что в действительности означают наши действия и означают ли они что-нибудь вообще? Почему в отряде должно быть только двенадцать бойцов? Ты знаешь? Я – нет! Почему, если передо мной стоит трудная задача, я не могу собрать двадцать человек? Или сто? Почему вместо электронных чипов мы пользуемся хитро распиленными монетами? Это что – надёжнее? Чушь! Хорошо, что нам разрешено делать свою работу любым оружием – хороши бы мы были таская за собой, например, двуручный меч! Зачем в двадцать первом веке эта идиотская пляска с бубнами? Чьи заветы мы исполняем? Во имя чего убиваем каких-то странных людей в разных странах и получаем за это сумасшедшие деньги? Не знаю! Ты спрашиваешь меня, на кого я работаю? Отвечаю тебе – и этого не знаю. Это правда, Карл….

– Да мне, в общем-то, плевать, на кого ты работаешь, – сказал Карл и бросил себе в рот фисташку из блюдца, стоящего перед ним. При одном виде этих орешков Морис представлял себе сотню тараканов, бегающих по подсоленным орешкам туда-сюда. Кухня, таки да, внушала определенное настроение. – И плевать, на кого работаю я. Функции известны – ты даешь информацию наверх, ты передаешь ее мне, когда она приходит сверху. Монеты, девизы и прочая жидомасонская херь меня волнует мало. Если мне платят большие тысячи за то, чтобы я задавил какого-то книжного червя – мне не надо знать ничего, кроме суммы и места, где я могу этого книгочея найти. Зачем мне, обеспеченному человеку, охотится на такого урода, как этот твой Кац, и рисковать жизнью? Я бы лучше еще дюжину библиотекарей прибил, чем бегал за этим ненормальным! Так что, Морис, прими к сведению: для меня в этой истории крайний – ты! Ты передал мне приказ, и, если ты доложишь Первому, что я обосрался – пеняй сам на себя: достану с того света! Мне нужно время, мне нужны люди. Я найду этого еврея и его дружков, но ты дашь мне то, что требуется. И закроешь рот. А если ты его откроешь, то однажды утром проснешься с собственными яйцами в глотке. Я закажу, чтобы тебя убили именно так!

– Ты меня совсем не боишься? – спросил Морис бесцветным, как выцветшая бумага, голосом. И глаза у него стали мертвыми, подернулись пленкой, словно вода в стоячем пруду. – Почему? Ведь ты ничего не знаешь обо мне, Карл. Если я решу исчезнуть, где ты собираешься меня искать? Я – единственная нить, соединяющая тебя и наших работодателей. А вдруг за мной стоят такие силы, что никакой твой заказ не исполнится по факту? Хватит у тебя воображения представить, что в мире есть огромное количество людей, для которых ты – даже не прыщ на заднице, не угроза, не помеха, а, вообще – никто? Ты вызвал меня в этот притон, ты просишь моей помощи, и при этом ты мне угрожаешь!? Здоров ли ты, герр Шульце? Или несчастья последних дней съели твой мозг? Ты меня не пугать должен, ты должен всем своим видом показывать, что готов у меня даже отсосать, только бы получить еще сутки!

Карл засмеялся. Сначала негромко, потом смело, почти во все горло.

– Ты блефуешь, жабоед! – Шульце, быстро наклонился вперед, над столом, не переставая скалиться. От него пахло потом и порохом, и еще – пылью. Морис ненавидел этот запах, слишком он походил на душок тлена, но деваться было некуда, немец был так близко, что можно было рассмотреть даже мелкие волоски, растущие на пористой коже носа. – Блефуешь и думаешь, что способен обмануть меня? Знаешь, в чем между нами разница, Морис? В том, что ты грозишь мне будущим, которого у меня нет. А я рассказываю о будущем, которое у тебя пока есть. Отсосать, говоришь? Здесь, в этой квартире, сидят бойцы – преданные солдаты человека, которому я только что заплатил просто нереальные деньги. Для него и его сброда я – царь и бог, и ненадолго, пусть только на сегодня, но я значу больше, чем Аллах. Как ты думаешь, кто у кого отсосет прямо сейчас, если показать им моего врага – кяфира? Я не боюсь тебя, Морис, потому, что мне больше нечего терять, так что сегодня пришел черед бояться тебе. Понял? Ты нихера не сойдешь с этой лодки – мы или сдохнем вместе, или вместе выплывем….